Автор: Suomi
Бета: фандом Fringe
Форма: миди
Категория: джен
Пейринг/Персонажи: Оливия Данэм, Ник Лейн, Питер Бишоп мимо пробегал
Жанр: ангст, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда экстремальные ситуации заставляют нас делать такие вещи, какие в обычной жизни мы не могли и вообразить
Примечание: AU от финала второго сезона. Ранение Ника не смертельно, он выживает и оказывается заперт там же, где и Оливия
читать дальше
Спасение утопающих дело рук самих утопающих.
И. Ильф, Е. Петров, "Двенадцать стульев"
И. Ильф, Е. Петров, "Двенадцать стульев"
* * *
Оливия с Уолтером едва успевают затеряться среди деревьев, как на мост вылетают агенты-силовики подразделения "Грань". Они моментально окружают Салли и Ника, отрезая их друг от друга; Оливия, затаив дыхание, вжимается спиной в дерево. Уолтер и так в панике понесся куда-то через кусты, не хватало, чтобы и ее схватили тоже. Она слышит звук выстрела, тонущий в отчаянном женском крике, и отголосок взрыва, и тут ее положение раскрывает какой-то солдат, тут же получивший три пули в грудь, но ей приходится бежать. Петляя между кустами, Оливия растворяется в гуще деревьев.
* * *
Много позже, сидя в камере на острове Свободы, она прогоняет в голове события тех трех минут, разбирая их снова и снова. Умом она понимает, что Ника убили, а Салли, вместо того чтобы сдаться, сожгла всех вокруг и саму себя заодно.
Оливии приходит в голову мысль, что им бы повезло больше, чем ей, будь они сейчас и вправду мертвы.
Но откуда в ней эта странная, похожая на зуд, уверенность, что Ник еще жив?
Оливия сворачивается на жесткой скамье, притянув колени к груди. Выстриженная челка неприятно щекочет нос, но волосы сейчас меньшая из всех ее проблем. Больше всего она хочет... Прямо сейчас больше всего она хочет не быть такой беспомощной и бесполезной. Что толку от ее способности перемещаться между мирами, если она настолько слаба, что не в состоянии сделать это без чьей-либо помощи?
Если Ник выжил, то они, скорее всего, посадили его под замок в этом же здании. Может быть, он даже в соседней камере, и их разделяет стена толщиной в пол-метра. Наверное, он так же, как и она, лежит на скамье, уткнувшись взглядом в стену.
Или его тело уже давно лежит на железном столе в морге, и ученые разрезают острым скальпелем кожу на груди, ломают ребра, обрезают сосуды, ведущие к сердцу. Сцеживают кровь и отправляют ее на анализ в лабораторию. Вскрывают черепную коробку и аккуратно вытаскивают мозг, откладывая его на поднос или опуская в химический раствор, чтобы потом долго и внимательно изучать. Оливия обещает себе, что если ей удастся выбраться из клетки хоть ненадолго, если она узнает, что он тоже здесь, то приложит все усилия, чтобы они сбежали вдвоем.
Она засыпает, обняв руками колени и прижавшись щекой к ледяной подушке, пытаясь стать как можно меньше -- и, может быть, если ей повезет, она растворится вообще. Ей снится, что камера Ника расположена в другом конце коридора. Ей снится, что он улыбается ей.
* * *
Ник сидит на своей скамье как властитель на троне, смеживший веки, желая отгородиться от докучающих его подданных. Где-то глубоко внутри плещется страх, но Ник не позволяет взять ему над собой верх. Примерно один раз в день к нему приходит местный доктор Уолтер Бишоп. Тот поднимает заслонку, с минуту-другую сверлит глазами Ника и уходит, раздраженный до крайности. Ник не пытается разобраться в том, что именно его не устраивает. Возможно, дело в том, что сломленный враг — это побежденный враг, а в Нике доктор Бишоп до сих пор чувствует угрозу.
Впрочем, удовлетворение Ник тоже не пускает наверх.
Они сидят здесь уже около недели, и Ник хорошо понимает, что время на исходе. В последний раз он почувствовал перемену настроения: вместо раздражения доктор Бишоп ощущался... довольным? Злорадным? Предвкушающим? "Я хочу, чтобы они начали с меня, - решает Ник. - Тогда они сделают за меня половину работы".
Глубоко вдохнув, он сосредотачивается и опять отправляется на поиски кого-нибудь живого в камерах, кроме себя самого и Оливии. О, конечно, он слышал Оливию. Они могут завязать мне рот, нос, глаза и уши, они могут заставить меня спать сутки напролет, могут накачивать меня наркотиками и угрожать, но они никогда не смогут спрятать ее от меня, думает Ник, уже в десятый раз прощупывая окружающий мир метр за метром.
Определенно, эта его новая способность — последствие всех тех тренингов в последние месяцы в адаптационном центре, и Ник крайне благодарен им за это. Характер ситуации также накладывает свой отпечаток: мозг, подпитываемый выбросами адреналина, способен на большее, чем простая концентрация на только одной задаче.
Ник морщится. Если послушать самого себя, можно подумать, что он собирается выступать на международной научной конференции, тогда как на самом деле он в плену где-то в параллельной реальности у явно сумасшедшего мужика, который здесь, к тому же, занимает должность министра обороны.
В его голове уже готов превосходный план побега. Он горд собой, и уверен, что Олив бы гордилась им тоже.
Он пытался добраться до нее, заверить, что все будет в порядке, но ее стены так крепки и паника так сильна, что она отвергает любые попытки установить связь, едва ли чувствуя их. Его Олив сейчас в намного более сильной беде, чем он сам, и Ник знает, что ему следует поторопиться. Он обещает себе — и той ее части, что всегда живет в его голове — что они выберутся отсюда и все будет хорошо. Если Олив не может сейчас быть сильной для него, то он будет сильным для своей Олив.
Меня воспитывали, как солдата. Меня готовили к этому. Я не могу ее подвести.
Перед глазами у него стоит изображение маленькой девочки с яркими глазами. Я делаю это для тебя, Олив, только для тебя.
Вокруг них ни одной живой души, кроме охранников в конце коридора.
* * *
Но сначала приходят не за ним. Ник вздрагивает, чувствуя — не слыша, но чувствуя — как военные отпирают дверь камеры в другом конце коридора. Он думает, что Оливия не будет сопротивляться, желая сберечь силы, но ошибается. Тишину здания раскалывает ее крик.
Он чувствует, что она бьется, мечется из стороны в сторону, и охранники переглядываются, сильнее сводя ее руки за спиной. Они не были уполномочены лишать ее сознания, и никаких успокоительных препаратов им тоже не дали. Она уже едва может мыслить ясно, и только бьется, бьется, бьется у них в руках, пока они волоком тащат ее по коридору к лифту. В конце концов она расслабляется и смиряется, обвисая между ними мертвым грузом, опустив голову. Поднимает ее лишь однажды: когда один из военных нажимает кнопки на панели управления, вызывая лифт — а потом опять закрывает глаза.
Ник счастливо улыбается. Олив, ты просто умница.
Когда ее возвращают, Ник уже спит.
* * *
На следующий день наступает его очередь. Хотя понятие "следующий день" в заключении слишком спорно: все дни сливаются в один, и временные границы смазаны.
Ник дремлет, когда открывается дверь его камеры. Один из охранников остается снаружи у входа. Включается едкий, проникающий под кожу, пронизывающий до костей свет. Двое других заходят внутрь и, подойдя к его скамье, резко поднимают Ника на ноги. Сегодня он замечает у них шприц с транквилизатором, но и не думает дергаться, стоя прямо и расслабленно.
Охранник, окинув его оценивающим взглядом, прячет шприц в карман. Вот и отлично.
Они выводят его наружу, крепко держа под руки с обеих сторон, и подталкивают в сторону лифта. Что ж, настало время сдать твой выпускной экзамен, Ник.
Когда до камеры Оливии остается несколько метров, Ник закрывает глаза и позволяет так тщательно запечатанному внутри страху вырваться наружу.
Охранники сбиваются с шага; если бы Ник мог видеть их глаза, он бы поклялся, что зрачки от неожиданности расширились. Сам он видит, как идущий впереди военный начинает мелко трястись. Но это уже его не волнует: позволив эмоциям выйти из-под контроля, он не торопится опять надевать на них узду, разрешая липкому ужасу достичь всех, кто находится сейчас рядом с ним. Паника укутывает их в свои сети, и процессия замирает на месте. Мужчины отпускают Ника. Один из них прислоняется к стене и съезжает по ней, дрожа и сжимаясь в комок, а второй нервно озирается по сторонам. Третий просто не может заставить себя двинуться с места, но это за него делает Ник.
Нику достаточно нескольких секунд, чтобы вытащить из кармана полубессознательного военного шприц с успокоительным и резко всадить иглу тому в шею. Обшарив карманы, он находит вторую дозу и отрубает того, что застыл посередине коридора. Третий, очевидно, самый главный из них, повинуясь мысленному приказу, уже нетвердой походкой дошел до камеры Оливии и сейчас открывает дверь.
* * *
Оливия зажмуривается, слыша, как отодвигается засов. Нет, нет, пожалуйста, только не снова, не опять, оставьте меня в покое, хватит, я не хочу, вы не заставите меня—
- Олив!
Оливия знает, что не могла сойти с ума так быстро. Но если она все еще адекватна, то почему ей мерещится голос Ника?
Она слышит мягкий звук удара, как будто бы кто-то упал, и наконец садится на скамье, жмурясь от яркого света, бьющего из коридора. А в коридоре двое охранников валяются на полу и Ник счастливо улыбается ей, обхватив пистолет пальцами за дуло.
- Ник?
- Олив, быстрее! Быстрее, или они поймут, что мы сбежали!
Даже если это всего лишь галлюцинация, решает Оливия, все равно, если попробовать, то она ничего не потеряет.
Она профессионально обыскивает охранника, изредка кидая на Ника косые взгляды. Тот на несколько секунд точно уходит в себя: взгляд рассредотачивается, руки сжимаются в кулаки.
У охранника нет с собой никакого оружия. Оливия перешагивает через него и быстро выходит из камеры — тот даже не шевельнулся.
- Быстрее, Олив! - умоляет ее Ник. - Они скоро будут здесь, я чувствую их!
Он протягивает ей пистолет, и они бегут к лифту. Оливия тормозит у панели, быстро вводя код, пока Ник нервно озирается, точно ожидая толпу солдат, которая вот-вот вылетит из какой-нибудь двери или просто материализуется посреди коридора и тут же возьмет их на прицел. Только в лифте Ник ненадолго расслабляется и тут же опять начинает улыбаться. Оливия быстро оглядывает его с головы до ног, но отворачивается, решая задать все вопросы потом.
- Куда мы?
- Туда, где мало людей, - Оливия поднимает брови, - я могу чувствовать их, Олив! Их эмоции, они оставляют следы, они настолько очевидны, я могу чувствовать их!
- Нам нужно выбираться отсюда, - категорически обрывает она его.
- Нам нужно тихое место, чтобы ты могла перенести нас домой.
Оливия вздрагивает:
- Ник, я не...
- Ты можешь!
И тут двери лифта открываются.
* * *
Они бегут по коридорам, отбивая до боли пятки и скользя на поворотах. Белые одеяния развеваются за ними как флаги на ветру, и они сейчас — самые прекрасные мишени в мире, но беда в том, что всех солдат Ник вычисляет еще на подходе, а Оливия первым же выстрелом снимает из пистолета.
Два коридора спустя, пока Оливия перезаряжает патроны, Ник устало прислоняется к стене, опершись на колени руками и тяжело дыша.
- Ник?
- Я не могу... Не могу...
- Ник, посмотри на меня! - резкий окрик заставляет его поднять глаза. - Ник, ты должен. Мы оба спасемся. С нами все будет хорошо, - Оливия, стискивая рукоять пистолета дрожащими пальцами, смотрит ему в глаза, не отрываясь и не моргая: - Ты вытащишь нас обоих отсюда, Ник.
Ник судорожно кивает и закрывает глаза.
- ...ничего.
- Совсем ничего? - недоверчиво переспрашивает Оливия.
- Ничего не чувствую, - хрипит он.
Оливия с ужасом наблюдает, как он медленно теряет сознание, оседая на пол.
- Я же говорил, что из нас двоих сильная — ты, - тихо шепчет Ник и отключается.
Она успевает заметить движение в конце коридора и выпускает несколько пуль, слыша чей-то сдавленный крик. Где-то здесь должен быть выход. Где-то здесь. Нам бы только выбраться наружу, дальше они нас не найдут.
Оливия приземляется рядом с ним, бьет по щекам, трясет за плечи, но все бесполезно. Слабый пульс еле прощупывается на шее, но он есть, и Ник дышит, а это значит, что он все еще жив. Оливия с трудом ставит его на ноги, почти взваливая себе на спину и, обняв за талию, тащит к двери. Когда она уже готова распахнуть ее, сзади раздается резкий окрик. Она оборачивается.
К ним приближается с десяток солдат: все вооружены до зубов, автоматы нацелены точно на них. Даже если бы она была в более выигрышной позиции за укрытием, она бы не успела застрелить их всех.
Спустя мгновение она понимает, что сейчас ее, к сожалению, никто не убьет. Они вернут ее в клетку. Они опять будут промывать ей мозги, заставляя поверить, что она — не она. Они будут издеваться над ней, а когда поймут, что от этого ничего не получилось, то убьют, препарируют и будут изучать. А потом ее тело, может быть, отправят домой. Прямо сейчас, в этом холодном коридоре и с прижатым к ней Ником, она осознает это слишком хорошо. Пистолет выпадает из ослабевших пальцев, колени подкашиваются, но она стоит. Стоит ровно.
Паника накрывает ее с головой так, что мутнеет в глазах. Единственное, что она еще видит, это черные стволы, которые все ближе и ближе, и грязно-зеленое пятно с неровными краями, готовое поглотить ее, пережевать и выплюнуть, как ненужный, отработанный материал. Но звуков нет, ни единого: точно кто-то выкрутил выключатель на минимум, или уши забили ватой. Она почти теряет сознание от страха, но если бы Оливия Данэм хоть когда-нибудь была бы настолько удачливой...
Вдруг все вокруг приобретает кристальную четкость. Она может видеть, что у самого ближнего к ней солдата глаза серого цвета, а у того, что дальше, загорелые руки и распахнутый в резком крике рот. Оливия будто бы оценивает ситуацию со стороны, успевая за доли секунды разглядеть то, на что никогда бы не обратила внимания.
А потом кто-то из солдат дергается, и мир вокруг них взрывается ярко-рыжими всполохами. Языки пламени охватывают военных, сжигая их заживо и облизывая голые стены. Все происходит мгновенно. От их тел не остается даже и пепла.
Спустя какую-то минуту прибывает подкрепление, но люди не находят в коридоре ничего, кроме обуглившихся стен и черных пятен на полу в том месте, где когда-то были люди.
* * *
Первое, что видит Оливия, придя в себя — это белый потолок.
Второе — это белые стены.
От того, насколько резко она подскакивает на кровати, по голове будто бьют молотком, но оно того стоит, потому что она видит приоткрытую дверь в палату и кусок самого обычного больничного коридора, и пустой стул рядом с ее койкой, и цветы на тумбочке, и чье-то небрежно брошенное на спинку стула пальто.
Они бы не стали придавать столько значений деталям, решает она, опускаясь обратно. Не после того, что я с ними сделала.
* * *
Ник разговаривает с Питером — точнее, Питер разговаривает, а Ник просто слушает — когда он чувствует, что Оливия пришла в себя.
- Мы заперли ее... Что?
- Она проснулась, - Ник ничего не может поделать с собой. Он счастливо, широко улыбается. Питер начинает было вставать, но Ник останавливает его: - Нет, не нужно. С ней все хорошо. Она опять засыпает.
- Как ты делаешь это? - пытливо разглядывает его Питер, непонимающе хмуря брови.
- Не знаю, - говорит Ник, - я просто... чувствую ее, понимаешь?
- Не особо, - ухмыляется Питер.
Ник машет рукой:
- Ты и не смог бы.
Они молчат.
- Ты спас ее, - говорит Питер после паузы.
- Мы спасли друг друга, - улыбается Ник, сверкая глазами.
* * *
Оливия приходит к нему в палату этим же вечером. Ник готов поклясться, что она дождалась, пока медсестра с дежурного поста отлучится на пару минут, и никем не замеченная проскользнула в коридор.
У Оливии все еще неестественно рыжие волосы. Ник пытается осторожно нащупать ее, но безрезультатно. Те стены, которые раньше, еще в тюрьме, он принял за панику, все еще при ней. Будто бы у нее всегда где-то глубоко запрятан дикий, неуправляемый ужас. Сильнее, чем тот, который выпустил на свободу он сам.
Она молча садится на край его кровати, игнорируя оставшийся после Питера стул. Ник решается заговорить первым:
- Я знал, что ты вытащишь нас оттуда.
- Я бы не смогла... без тебя, - через силу отвечает Оливия, глядя куда угодно, но только не на него.
- Все хорошо, Олив, - увещевающим тоном шепчет ей Ник. - Ты у меня молодец.
Оливия никак не комментирует это, а лишь поднимает на него взгляд — тот же самый, каким она разглядывала его в лифте. Точь-в-точь тот же самый.
- Я все еще не могу вспомнить тебя, - бросает она вдруг, - но я хочу попробовать узнать.
Нику внезапно становится страшно жаль, что у него нет хвоста: слишком велика потребность выразить свою радость еще как-нибудь.